Тольяттинский художественный музей

30 мая – 28 июня 2015 года

Искусство Ларисы Блохиной располагается в пространстве пластического переживания стихий – земли, воздуха и воды. Оно оживотворяет материю, возвращая ей одухотворенную просветленность. Его формы естественно сближают земное и небесное, позволяя им отражаться в водоемах, в их естественном зеркале, объединяя в себе целостный комплекс человеческих переживаний. Пластическая праматерия в живописи художницы свободно течет, не зная границ, открывая в своей структуре единый генетический код, его универсальность и органическую вариативность преображения. Она обретает свои смыслы в традиции средиземноморской культуры, в ее рифмообразующих структурах – в колебательных состояниях, в естественности дыхания. Поэтому не случайно одной из главных тем экспозиции выставки становится Венеция, ее загадочное мерцание, вибрирующие потоки света и воды, ее ренессансные дворцы и наполненные драгоценной живописью храмы. Этот город мерно покачивается в своей барочности, наполненный светом и отражениями, соединяя небо и землю зеркалом венецианской лагуны и многочисленных каналов. Пьяцы и пьяцетты, человеческие судьбы, страсти и желания, покой и равновесие скрываются в композициях Ларисы Блохиной, сближенных с изысканной венецианской живописью, с нюансировками Тинторетто, избегая прямой сюжетности и погружаясь в летейские венецианские воды, требующие забвения.

Визуальная феноменальность Ларисы Блохиной обращена к культурной памяти детства, первичности образов, к их хрупкости, трогательности и беззащитности. Она живет медлительностью и нежностью, перетекая от одного образа к другому, не фиксируя завершающийся контур и сразу же намечая следующую фазу движения. В этой стратегии художница восходит к раннему авангарду, к его «импрессионистичности», к его сложной символике, уходящей в художественные системы Тернера и прозрачные серии Клода Моне.

Пластическая драматургия Ларисы Блохиной обретает свою актуальность в фрагментарности, в ее крупных планах, выстраивая особую «визуальную» сценографию. В ней открываются мизансцены, где предметы, их архитектурные формы играют собственную уникальную роль. Детали городской и парковой скульптуры, колоны, фонтаны, фонари, вазы создают сложный контекст в этом естественном «театре» художницы. Они ведут свой пластический диалог, указывая на архитектурные пропорции, масштабы, на геометрические ряды, образуемые художественными объектами, на их парадоксальную взаимную соотнесенность, порой объединенную в многоступенчатую лестницу. В этих композициях отсутствует человек, но его присутствие обнаруживается в самой культуре переживания художницы, в личных образах, пронизанных гармонией и равновесием.

Виталий Пацюков, искусствовед.

Добавить комментарий